№ 3 (1995 г.)

На главную

«Если нет России, нет и Надежды. А значит нет и Бога. Если Он есть, Он не допустит исчезновения России. Этой великой и могучей православной державы. Где же она?»

Книн, 11.07.1995 г.
Дорогие мои друзья! Время в моей Крайние проходит с большой быстротой, и мысль, что прошел год с тех пор, как мы последний раз виделись и разговаривали, вызывает во мне ощущение печали из-за невозможности это изменить.
В этом небольшом введении я хотел бы сказать о своем ощущении вины в том, что не написал вам раньше, но мысль о вас стала неотъемлемой частью смысла моей жизни. Я уверен, что вы передадите мои слова всем друзьям, которых я узнал, благодаря вам, и которые приняли нас и разговаривали с нами с искренним желанием помочь.
Зов родной земли был во мне очень сильным, чтобы остаться в России, желание помочь своему народу опытом, который я приобрел в Великой России, счастье, что я узнал вас, все это грело мою душу и тянуло меня назад. Я полностью осознавал опасность, которая висит над нашей дружбой и желанием счастливого будущего, это огромное расстояние, которое нас разделяет физически, невозможность живого общения, а затем приходит смертная опасность "забвения".
Однажды утром я пережил приятную неожиданность, а именно, до меня дошла весть, что меня от вашего имени спрашивал Момир из Белграда. Через несколько дней мне удалось дозвониться до него и поговорить с ним. Он передал мне ваши приветствия и передал мне то истинное ощущение радости, которое я испытал, дружа с вами. Я почувствовал, что он, действительно, желает поддерживать нашу связь, чтобы пошла по цепочке та информация, которая бы протянулась от Петербурга до Книна и обратно. Как это для меня радостно звучит, мысль о том, что мы сможем укрепить ту нить дружбы между нашими пародами, между нашими городами, которая столетиями плетется и достраивается. Когда мы вспомним, что Епископ Далматинский Симеон Кончаревич еще в 18 столетии месяцами путешествовал до Петербурга, чтобы увидеть русскую Царицу, и попросить ее о помощи сербскому народу в Далмации, который и тогда находился под духовным и физическим истреблением. Помните наш разговор о Симеоне Кончаревиче и его книге "Летопись гражданских и церковных событий", ненайденной до сего дня, хотя достоверно известно, что он ее написал и в ней осветил мрак 18 столетия, в котором жил сербский народ. Жизненный путь и след книги Симеона Кончаревича ведет и завершается в Киеве. Сведения о переселении сербов но главе с
Кончаревичем в 18 столетии в южную Россию сохранены от забвения, но культурное и историческое значение этого события мало известно нашим народам. Я должен напомнить вам, что еще в 1717 году было образовано сербское военное поселение на северном Донце и речке Луганке. Об этих исторических фактах Марко Ячов написал книгу "Венеция и сербы в Далмации в 18 веке".
Я должен понемногу заканчивать это письмо, чтобы вы его как можно быстрее получили, и я как можно быстрее получил от вас ответ.
Я попросил бы вас, если у вас будет возможность, послать для меня как можно больше вашего материала, чтобы мы опубликовали его в наших крайинских газетах. Для нас все, что мы получим, будет как Богом данное, а экземпляры газеты "Сербия", как лучший подарок.
(Это письмо осталось незавершенным, точнеее, недописанным до конца в Книне, вследствие нападения хорватов на Крайину).

Белград, 20.09.1995 г.
Продолжаю писать из Белграда мое незавершенное письмо, начатое в Крайние, в обстоятельствах, когда я остался без своей родины, с сознанием, что я потерял свои корни, оставшиеся в далматинском ветре, камнях, солнце, горах... Сейчас все изменилось и жизнь для нас как будто начинается с рождения, без права на прошлое, с чувством, что пи к чему и ни к кому не принадлежишь. Из первого письма вы увидели, насколько тяжело было жить в моей Крайние, по это меня не останавливало пытаться найти смысл в той действительности, которая нас окружала. Как раз обо всем этом я постепенно собирал исторический и журналистский материал для вас, заинтересовал определенных людей сотрудничать с вами, как произошло "это" с нами. Знаю, что вы беспокоитесь за нас, знаю, что вас интересует, что произошло в Крайние, поэтому я напишу кое-что об этом. Сразу же замечу, что и я ошеломлен развитием событий, которые произошли, душевно я ощущаю себя плохо, после, могу прямо сказать, настоящей трагедии, которая с нами произошла. Во всем этом настоящее счастье лично для меня, что никто из моих родных и друзей не пострадал. Но вернемся в Крайину, к событиям перед четвертым августа и событиям после этого. Как я вам написал уже в первом письме, я чувствовал, что окончательный расчет с хорватами приближается с большой быстротой, пушечная пальба все ближе к Книну, все слышнее отдаются в горах звуки взрывов гранат. Это были знаки того, что с нашими судьбами должно случиться что-то страшное, но о том, что мы должны будем уйти со своих вековых очагов, тяжело было даже подумать. Из-за этого никто не пробовал организованно спасать имущество и людей. Как я вам ранее написал, наши учреждения, которые должны были заботиться обо всем том, что необходимо народу, находящемуся в Книне, организованы были очень плохо. Политически, военно и экономически мы настолько ослабли, что шансы наши в войне с жестокими ордами хорватской армии были малы. Считают, что психологически наш народ, почти бессознательно, уже был готов к отходу от родных очагов, но никто не хотел и не мог открыто об этом сказать, а наши политики совсем потерялись во времени и в пространстве, и так, предоставленные сами себе и оставленные всеми, хорошо, что мы хотя бы остались в живых.
Четвертого августа, в пять часов утра, хорваты напали на всю Крайину сразу, невиданной силы артиллерийским огнем был обстрелян главный город Крайины - Книн. Я тогда оказался в Книне и стал свидетелем ужасной жестокости хорватов и циничного безразличия международного сообщества, которое одобряло их действия. Бомбежка маленького города Книна продолжалась целый день, заградительный огонь покрывал метр за метром каждый уголок. К восьми часам вечера артиллерийский огонь прекратился, и тогда, действительно, началась трагедия для сербов. Картина, участником которой я оказался, надолго врезалась в мою память. Та ночь, действительно, была страшной. Армия в рассеянии и неорганизованном отступлении, люди покидают свои дома, колонны автомобилей, тракторов, грузовиков, всего того, что могло двигаться, в спешке набросанные в транспортные средства вещи, и за час создана непрекращающаяся колонна длиной более десяти километров. Хаос и отчаяние было полное. И тогда произошло настоящее преступление над беспомощными людьми. Колонна беженцев была у хорватов как на ладони, и они артиллерийским огнем одержимо расстреливали ничем незащищенных людей. Можете себе только представить, какие трагедии происходили у каждого человека в этой необозримой колонне, ночью, когда все окончательно поняли, что мы уходим в путь без возвращения.
Путь от Крайины до Сербии длиной около 700 километров, проходящий через Боснию, которая также была в военном окружении, какбудто длился 700 лет, неверие и отчаяние вызывали душевную боль, голод и жажда почти не ощущались. На пути из-за большой жары умирали дети, старики...

Когда мы, наконец, добрались до Сербии, когда прошло какое-то время, когда прошло состояние шока, я начинаю спокойнее думать о том, что с нами произошло. Теперь я понимаю, что по-другому и не могло произойти. Просто, сейчас я не могу себе объяснить, как мы могли пять лет сопротивляться тем мировым силам, которые решили нас выгнать из наших домов. Выходит, что целый мир был против нас. Сербия больше не могла и не смела нам помочь. Мы, в самом деле, остались одни на всем земном шаре. С другой стороны против нас находилась хорватская армия, вооруженная до зубов, и не дающая пощады никому, поддержанная странами НАТО, разве что только ООН лично не участвовала в нападении. Это могли сделать только специалисты высокого класса с техникой, которую имели страны НАТО. Хорваты, действительно, в высшей степени профессионально закончили нападение, а к этому еще прибавили и свое зверство, что для них присуще, исходя из их опыта Второй Мировой войны. Несмотря на нашу слабость, и то, что мы не совсем доросли до времени, в котором живем, несмотря на силу врага, который был против нас, н сейчас я переживаю тяжелые минуты. Присутствует ощущение вины и унижения, и мне кажется, что в каждом крайишнике это ощущение. Такое унижение сербы никогда в своей истории еще не переживали, и это правда! В один день сдалась целая Крайина, это стыд, и сейчас нам в Сербии это многие говорят, не прямо, но это чувствуется. После этого приходит еще одно ошеломляющее осознание: мы пришли сюда без ничего, и тысячи вопросов сейчас стучат в голове - на что жить, что делать? Люди разбросаны по всей Сербии, все мои родные и друзья находятся в разных местах, удаленных друг от друга более, чем па сто километров. Вести, которые мы слышим из нашей Крайины, ошеломляющие: жгут наши дома, грабят имущество, убивают стариков, которые там остались, оставляют нас без надежды на то, что мы когда-нибудь увидим наши кладбища и вернемся к нашим очагам. Ощущение неуверенности и близость войны присутствует и здесь в Сербии, многие крайишники просят визы для выезда в Канаду, Австралию, и вы знаете, что это значит. Люди, которые сейчас уедут, никогда больше не вернутся, так как им больше некуда возвращаться. Невыносимо жить с такими мыслями...
Думаю, что я достаточно написал об этой мрачной стороне, через которую проходят люди, я борюсь с этим, и это письмо - утешение для моей души, пишу своим друзьям в далеком Санкт-Петербурге. Я не один, думая о вас, я чувствую, что мне легче жить. Можете себе представить, что я чувствовал, когда я набрал номер телефона Момира и, дозвонившись, услышал, как ты с ним разговариваешь, это было как Божие предзнаменование. После этого я получил и письмо от Mомиpa, которое меня страшно обрадовало, я очень благодарен ему за это.
Всем нам остается надежда в терпении ждать лучших дней и много настойчивости, чтобы отвоевать какую- никакую работу, чтобы пережить нашу трагедию. К сожалению, и Сербия и ее экономика находятся в тяжелом положении, вся экономическая система как будто "затерта", (все это я видел и у вас), и паши ожидания, что нам Югославия даст шанс включиться в ее жизненное течение, остались пустой надеждой. Здесь мы предоставлены своей судьбе и добрым людям, и каждый сам по себе должен заботиться о себе. Я должен подчеркнуть, что видел и познакомился с действительно дивными людьми, которые отдали все, что имели, чтобы помочь другим. Мне хотелось бы рассказать вам о моем друге Душане Вукойевиче, с чудным прозвищем Марс, чудный и необычный человек. Он заслуживает всяческого уважения, так как в себе он соединил художника и героя крайинской войны. Его храбрость уже вошла в газетные статьи, а рассказ о нем принимает эпический характер сербской доблести и борьбы за истину. К сожалению, он сейчас лежит в больнице, гак как в Крайние остался без обеих ног, без правой руки и с поврежденным глазом. Три замаскированные мины сделали из него тяжелого инвалида. Между тем дух его остался благородным и сильным, удивительно сильным, как и его прозвище. Он сейчас пишет левой рукой и рисует силой Божиего дара избранных людей, которые оставляют за собой видимый след посвященности. Все, что он сейчас рисует, а рисует он карандашом и масляными красками, дарит друзьям, которые его навещают. Я много с ним разговаривал, пробуя уговорить его нарисовать цикл картин с мотивами из Крайины и их сохранить. Рассказывал ему о вас, просил его рисовать, и если Бог даст послали бы вам, чтобы картины обошли ваши приходы. Но, к сожалению, я вижу, что это было бы тяжело осуществить, он и остальные инвалиды почти забыты государством, и всю свою энергию расходуют на то, чтобы выжить, и чтобы их совсем не забыли.
Душан, с прозвищем Марс, легенда непокорных крайпшннков, человек, который если бы жил во времена короля Артура, наверняка, был бы витязем круглого стола, сейчас лежит неподвижный, побежденный собственным народом. Крайние, и своему пароду он дал все, что мог дать, а сегодня мне, своему другу, не хочет сказать, что ему тяжело, его достоинство и далее летит на орлиных высотах. Поэтому я хочу написать о нем, и уговорить его сделать с ним интервью для вас, попробую заставить его рисовать, для пего мне ничего не тяжело делать, напротив, все, что делаю для пего, я чувствую, лечит мою душу. И все, кто его навещает, говорят, что имеют то же ощущение. О нем должен бы остаться написанный след, он должен был бы увидеть Неву и все места Петрограда, и я с вами буду хлопотать, чтобы это осуществилось с Божией помощью.
Я это письмо пишу с перерывами уже много дней но той причине, что моя концентрация в чтении и письме сейчас очень слаба. Мне жаль, что мои слова не смогут открыть вам тайну, называемую Крайина, вам, которые желаете знать и помочь. Все, что написано о Крайние, мне придется сейчас заново покупать здесь в Белграде, и если Бог даст, и вы что-нибудь из этого прочитаете.
Было бы хорошо, если бы вы написали, какие ваши намерения о будущем газеты и посоветовали нам, что мы можем сделать для вас и пас. Ваши советы были бы очень кстати для нас. Для меня это было бы особенно важно сейчас, когда мне необходимо иметь смысл жизни. Мы долго не виделись и не разговаривали, поэтому вам будет понятно, почему меня все интересует, что происходит с вами, как у вас дела, насколько силен ваш энтузиазм, чтобы выдержать в начатом деле?

Мой адрес проживания сейчас Белград-Земун, то есть я живу сейчас у своего родственника, также Бедова, воистину дивного человека с предивной семьей. Заканчивая это письмо я хотел бы передать привет всем друзьям, с кото-рыми я познакомился вместе с вами, а вам я желаю, чтобы Бог подарил счастье и радость жизни.

Милорад Бедов